Ее считают самой занимательной и «смешной» писательницей.
И в длинную дорогу непременно берут томик ее рассказов. Вы увидите во всех вокзальных киосках
«Дым без огня»,
«Неживой зверь»,
«Карусель»
— это ее книги приготовлены «в дорогу».
Должно быть, и в самом деле весело и беспечально на душе от юмористических <коротеньких> ее рассказов.
И что из того, что писательница и так серьезно и как бы с гордостью предупреждает в предисловии: «В этой книге много невеселого» и что «Слезы — жемчуг ее души».
Все равно ей не верят и смеются. Ах, эта смешная Тэффи!
Правда, у среднего читателя и Чехов почитается «смешным» писателем, однако этот эпитет — «смешная» — в особенности родственен Тэффи, в особенности неотделим от нее.
И какое же тогда странное явление — писательница говорит:
позвольте, я не смеюсь, мои рассказы печальны, а мы ей не верим
и смеемся. И ведь искренно же мы смеемся!
И в самом деле во всех ее рассказах какой-то удивительный и истинный юмор ее слов, какая-то тайна смеющихся слов, которыми в совершенстве владеет Тэффи.
И попробуйте пересказать какой-нибудь, даже самый смешной ее
рассказ, и, право, получится совершенно не смешно. Будет нелепо, а может быть, и трагически.
Барыня-помещица спрашивает у Федосьи:
— Чего это Фекла такая худая?
— Не ест ничего, вот и худая.
— Ну, как это можно ничего не есть, — возмущается барыня,— пошли ее завтра утром ко мне.
Несколько дней подряд барыня дает Фекле лекарства для аппетита. Фекла не поправляется. Беспокоится барыня, выискивает лекарства разные в своей аптечке, и только в конце рассказа оказалось, что не ест Фекла оттого, что есть нечего. Таков юмористический рассказ. Да и большинство рассказов таково же. Тут смешны не анекдотические столкновения людей и не сами люди-шаржи, прекрасно смешит интимный ее сказ, мягкий ее юмор в смешных, нелепых словах и нежность положительная к этим темным бабам, нянькам, кухаркам, которых, кстати сказать, в книгах ее великое множество. Во всех ее книгах люди не похожи на людей. Феклы, Федосьи, Гаши — это какие-то уродливые карикатуры, «человекообразные», — как сама и так удачно наз<вала> Тэффи.
Ее книги — сборник шаржей и удивительных карикатур.
Ее герои — глупейшие бабы, няньки, патологические барыни.
Тэффи берет жизненные карикатуры людей и сн<имает> еще карикатуру.
Получается какой-то двойной шарж.
Уродство увеличено в 1000 раз.
Пошлость увеличена в 1000 раз.
Глупость увеличена до того, что люди кажутся часто ненастоящими, неживыми.
Однако оставлен<ные> 2-3 характернейшие черты — и в этом все мастерство и талантливость, — безобразно преувел<иченные>, дают жизнь и движение героям. Кухарка Луша несомненно живет,
нянька Мавра несомненно естественна.
Мы узнаем их так же, как в рисунке-шарже мы узнаем знакомые
нам лица.
Я подчеркиваю здесь: пошлость и глупость. С этим-то и оперирует
главным образом писательница.
Глупость, безнадежная, удивительная— непременный элемент во всех без исключения героях.
Какое самое темное, беспросветное царство глупцов.
Аптечка.
Кучер и прачка.
Явдоха.
Кухарка Пелагея.
Чиновник Овсяткин.
Мамка Мавра.
Миллионер.
Председатель управы.
Гимназисты.
И даже учитель с умными глазами говорит нелепые вещи. Итак, все дураки.
А у Тэффи если уж дурак, так удивительный дурак. Он и лопочет по-особому: «Тут не оставленье. Потрудитесь тоже <порядочно знать>»;
«Куда уж тут понять?». И естественно, что никто и не понимает.
Каждый дурак с разговором. Но его никто не понимает.
И получается самое удивительное, на чем и построены все столкновения людей: на непонимании.
Явдоха не понимает.
Барыня не понимает.
Кухарка не понимает.
Будто дурак живет своей особой жизнью, говорит много и любит говорить, но его не понимают.
И этот прием очень приметен у Тэффи.
Итак, сущность рассказов, основа их печальна, а часто и трагична, однако внешность искренно смешна.